Васильченко Вікторія Олексіївна, студентка магістратури Запорізького національного університету «Некоторые особенности хронотопа повести Н. Гоголя «Тарас Бульба»

 

Васильченко В.О

студентка магістратури

Запорізький національний університет

Наук. кер.: д. філол. н., проф. Павленко І.Я. 

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ХРОНОТОПА ПОВЕСТИ Н.В. ГОГОЛЯ «ТАРАС БУЛЬБА» 

Творчество Н.В. Гоголя, повесть «Тарас Бульба» в частности, постоянно привлекает внимание исследователей, однако всякий раз оказывается, что анализ одной грани художественного наследия этого автора влечёт за собой исследование других, проявляет необходимость возвращаться к ранее полученным результатам. Таким образом, происходит постижение авторского замысла, характера и способов его реализации.

Поскольку во многом с творчеством Н.В. Гоголя связана мифологизация Запорожья и запорожцев в художественном дискурсе, интерес представляет анализ запорожского хронотопа в повести «Тарас Бульба». Обращение к пространственно-временной организации произведения обусловлено одним из заключительных положений работы М.М. Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе»: «…всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов» [1, с. 246].

Хронотоп – значимый компонент художественного произведения – «изображение (отражение) времени и пространства в художественном произведении в их единстве, взаимосвязи и взаимовлиянии» [2]. К вопросу о пространственно-временной организации повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» обращались Ю.М. Лотман [3], Б.И. Николаев [4], Н.С. Болкунова [5], В.И. Силантьева [6], О.С. Карандашова [7], Н.А. Николина [8], В.О. Коркишко [9], А.К. Павельева [10] и другие. Как правило, анализируя пространственно-временную структуру повести, литературоведы чаще всего обращали внимание на оппозицию «своё/чужое» [6; 8], на частные хронотопы (например, Сечи, бурсы [10], дома [5; 9;10], дороги [5; 9]) и их противопоставление [10]; на расширение пространства в связи с перемещением в нем персонажей [3], на открытость [3; 8], ограниченность  и безграничность пространства [3, 6, 8]; на типологию времени (например, суточное и кризисное время [10]; время персонажей (ретроспекцию и проспекцию), условное и нарративное время [8]).

Одна из последних работ, посвященных хронотопу повести «Тараса Бульбы», – статья А.К. Павельевой «Социально-исторический хронотоп в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Исследовательница определяет общий хронотоп произведения как социально-исторический – «как условное время І половины XVII века и условное пространство «Украины» и Польши» [10, с. 38]. В повести хронотоп условный, так как в тексте нет маркеров конкретного исторического времени, а границы пространства, при маркировке географическими названиями, действительно неопределенные. Однако, думается, что при анализе время-пространственной организации повести «Тарас Бульба», необходимо учитывать увлечение Н.В. Гоголя украинским фольклором, историческими жанрами (думами, историческими песнями и преданиями) в частности, поскольку уже за полстолетия после уничтожения Запорожья и разрушения Сечи деятельность, быт и нравы степных рыцарей в народной памяти были мифологизированы, сформировалась народная традиция видения времени запорожцев и пространства их подвигов.

Специфике фольклоризма и интерпретации казачества в повести «Тарас Бульба» также обращались неоднократно. Например, Е.И. Прохоров исследовал идейно-смысловое и формальное влияние героического народного творчества, заимствование и переработку сюжетов, мотивов,  образов фольклора, народно-поэтическе элементы художественной формы произведения [11]. В.О. Коркишко проанализировала фольклорную основу хронотопа дороги [9]. В.И. Мацапура рассмотрела особенности казачьего дискурса и характер мифологизации казачьего прошлого в повести «Тарас Бульба» [12].

Таким образом, можно говорить о глубоком и многоаспектном анализе проблем хронотопа и фольклоризма повести «Тарас Бульба», о возможности исследования специфики пространственно-временной организации произведения в сопоставлении с фольклорным хронотопом Запорожья, сложившимся в устном народном творчестве Нижнего Поднепровья уже во второй четверти 19 ст. Цель предлагаемой работы – рассмотреть способы интерпретации фольклорного хронотопа Запорожья в индивидуальном авторском произведении, проследить характер контаминации литературного и народного в пространственно-временной организации анализируемой повести.

Говорить о таком сближении хронотопа повести и фольклора (дум, исторический песен, преданий) можно на основании того, что Н.В. Гоголь был знаком не только с фольклором Полтавщины, но и с собственно запорожской фольклорной традицией, о чём свидетельствует переписка с И. Срезневским и отзывы Н. Гоголя об альманахе «Запорожская старина», первый выпуск которого вышел в Харькове в 1833 году. И. Срезневский проводил активную фольклористическую работу, записывая произведения исторических жанров народного творчества о Запорожье и запорожцах на бывших землях Вольностей Запорожских. В его альманахе, наряду с записями запорожских дум, преданий, исторических песен, рассказов о встречах с бывшими запорожцами, их наследниками и кобзарями – носителями запорожской традиции, издавались отрывки из летописей, в том числе неизвестных широкой общественности, а также комментарии, авторские литературно-исторические очерки о жизни и нравах запорожцев, написанные на основе информации им же собранного героического фольклора.

Н.В. Гоголь оказался под сильным влиянием как записанного И. Срезневским фольклора, так и «воспроизведенной» им историей казачества. В письме к Срезневскому от 6 марта 1834 года Гоголь пишет: «Вы уже сделали мне важную услугу изданием Запорожской Старины. Где вы выкопали столько сокровищ? Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. <...> каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи <...> Если бы наш край не имел такого богатства песень — я бы никогда не писал Истории его...» [13].

Это письмо – свидетельство знакомства автора «Миргорода», в состав которого вошла повесть «Тарас Бульба», с изданными И.И. Срезневским в первых выпусках «Запорожской старины» материалами (а, возможно, и с теми, которые только готовились к изданию); увлечённости Гоголя изображением героической эпохи в народном песенном эпосе; ориентации на песенный историзм при изучении прошлого.

Анализ повести и сопоставление её с фольклором позволяет поставить вопрос об условно-эпическом хронотопе, восходящем к народному эпосу: думам и старым историческим песням Запорожья, о схожих способах маркирования пространства в повести и исторических преданиях. 

Условно-эпическому времени (на примере былин) посвящено одно из исследований Д.С. Лихачева: «Время же действия былин строго локализовано в этом прошлом — в условной эпохе русского прошлого, которую можно было бы назвать «эпической эпохой». Для одной, большой части былин — это идеализированная эпоха князя Владимира Киевского, для другой части — эпоха новгородской вольности. Но обе эти эпохи по существу не различаются. И тут и там и в тех третьих былинах, в которых трудно определить черты строгой приуроченности (…) Эта «эпическая эпоха» — некая идеальная «старина», не имеющая непосредственных переходов к новому времени…время действия все отнесено к некоторой условной эпохе русской старины, которая, однако, несмотря на всю свою условность, воспринимается как историческое время» [14, с. 228 – 229].

Исследование особенностей формирования, функционирования и трансмиссии исторических песен Запорожья и о Запорожье, в том числе записанных И.И. Срезневским, показало, что произведения и этого жанра, созданные как реакция на определенные события и имеющие локальный характер, в связи с увеличением интереса к запорожской теме, расширением места их бытования и увеличением эпической дистанции могли ««вишліфовуватися» відповідно від світобачення середовища-транслятора, втрачати фактографізм, контамінуватися з подібними (а іноді й не дуже) піснями <...> в них могла передаватися аксіологія середовища-транслятора, що не завжди знало або розуміло цінності запоріжців, <...> суб’єктивні  оцінки заміщуються об’єктивними, а фактографічні елементи заміщуються на типові» [15]. В процессе трансформации текстов и перехода их в незапорожскую среду формируется хронотоп Запорожья, аккумулирующий события прошлого, сгущающий время и мифологизируя «товарищество» и пространственно-временные рамки его деяний. Создаётся условное время, в котором проявляются признаки, близкие к условно-эпическому времени былин.

В процессе анализа фольклорных источников и корреляции с устной народной традицией, функционировавшей на территории бывшего Запорожья, хронотопа повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» удалось отметить:

1. Из исторического фольклора в повесть проникает идеализированный в народном сознании образ Запорожья и казачества. Сечь в «Тарасе Бульбе» представлена как некое огражденное от всего другого пространства место – отдельное утопическое «государство», живущее по собственным законам, предусматривающим свободу каждого в мирное время и хорошую организацию, дисциплину и подчинение старшине в военное время; «какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой». Обитатели его рисуются как товарищество гуляк «не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме вольного неба и вечного пира души своей» [16, с. 51]. Однако отметим, что только такой характеристикой Н.В. Гоголь не ограничивается. Как указала В.И Мацепура, «міфологізація минулого Запорозької Січі поєднується у творі з деміфологізацією. Гоголь створює власний міф про козацьку Україну» [12]. А потому у Гоголя Запорожье – это не просто фольклорно идеализированный мир, а более сложное и обогащенное авторским историческим виденьем время-пространство, территория и сообщество с  особыми моральными устоями и строгими правилами, чего в народной традиции не было. 

2. Пространство вне Запорожья – это обобщенная условно-эпическая картина мира, впитавшая в себя горе, беды и несчастия, казачьи победы и поражения, историю взаимоотношения Польши и Запорожья XV-XVII вв.

3. Остров Хортица – географическое место расположения Запорожской Сечи. Однако за всю историю существования Сечей ни одна из них не располагалась на этом острове. После уничтожения Сечи исторические песни об этом «забыли». В народной традиции произведения, в которых речь шла о Сечи на Хортице, были уже в гоголевские времена, что и оказало влияние на пространственно-временной организации анализируемой повести.

4. Художественный мир повести «Тарас Бульба» сечецентричен.  Хронотоп Сечи, созданный под влиянием фольклорного хронотопа Запорожья, сформировавшегося в процессе народной идеализации и мифологизации степного рыцарства, определяет характер изображённых событий, поведения как главных героев, так и коллективного героя повести – запорожского «товарищества».  Сечь всегда в поле зрения читателя, даже тогда, когда сюжетообразующие события происходят за её пределами: о Запорожье говорят, о нем думают, им живут. Казаки, даже находясь далеко от своих Вольностей, готовы броситься на защиту Сечи и товарищей. Такой сечецентризм повести обусловлен тем, что в ней, как и в мифологизированном казачьем прошлом, Сечь –  это земля, на которой могли сбыться мечты и надежды народа о подлинном равноправии, демократии, социальной и личностной свободе каждого отдельного человека.

5. Запорожье – пространственный и временной центр повести, но границы его четко не определены. Так, Ю.М. Лотман подчеркивал, что Запорожская Сечь – «фокус пространственной конструкции повести» [3], безграничное и неуклонно расширяющее пространство, которое не имеет закрепленного места и границ. Исследуя исторические песни и предания Нижнего Поднепровья И.Я Павленко отметила, что в них территория запорожского пространства маркировалась названиями природных локусов, чаще – гидронимами, из-за небольшого количества населенных пунктов на землях Вольностей Запорожских; что «за козациких часів Запоріжжя – це простір, в якому майже едемські стосунки: він мало заселений людьми, які вміють прилаштуватися до природи, але густо заселений тваринами, прослинами, птахами»; что «поза Запоріжжям рух маркується містами та селами» [17, с. 188]. Пространство, по которому едут герои повести «Тарас Бульба», предстает бесконечной идиллической степью, полной растительности и животных, и лишь речка Татарка, по которой три дня плыли герои, и точка переправы, «место Днепра, где он дотоле спертый порогами, брал наконец свое и шумел как море, разлившись по воле» [16], маркируют их путь и указывают на соотнесённость художественного пространства повести и реального пространства Вольностей Запорожских. Пространство же вне Запорожья географически более конкретизировано. Так, в повести, помимо Дубно, Умани и Варшавы (которые задают определенную пространственную определенность произведению), упоминаются названия городов: Чигирин, Переяслав, Батурин, Глухов, Краков, однако чаще герои встречают на своём пути в мирное и военное время деревни и хутора, что соответствовало реальному размещению населения. И за пределами Запорожья пространство зачастую маркируется только гидронимами: Чёрное море, Днестр и др.

Таким образом, хронотоп Запорожья в анализируемой повести создавался под явным влиянием запорожского фольклора, исторических песен и преданий Запорожья в частности.

Литература

1.     Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. Литературно-критические статьи. Сост. С.Г. Бочаров и В.В. Кожинов. Москва: Художественная литература, 1986. С. 121 – 290.

2.     Белокурова. С.П. Словарь литературоведческих терминов 2005. [Электронный ресурс] Белокурова С. П. URL: https://literary_criticism.academic.ru/412/%D1%85%D1%80%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%BF

3.     Лотман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя. Избранные статьи в 3-х Т. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Семиотика пространства. Таллинн: Александра, 1992. С. 413 – 447.

4.     Силантьева В. И. Поэтика пространства в творчестве Н. В. Гоголя, А. П. Чехова и О. Мандельштама . Гоголь и современность (к 185–летию со дня рождения): Материалы научной конференции. Киев: Русь, 1994.  С. 72–76.

5.     Болкунова Н.С. Мотивы Дома и Дороги в художественной прозе Н. В. Гоголя: автореф. дис. … канд. филол. наук: спец. 10.01.01 – «Русская литература». Саратов, 1999. 19 с.

6.     Николаев Б. И. Организация пространства в «украинских» повестях Н. В. Гоголя. Гоголь и современность (к 185-летию со дня рождения): Материалы научной конференции. Киев: Русь, 1994.  С. 170–175.

7.     Карандашова О.С. Художественное пространство «украинских» сборников Н. В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород»): автореф. дис. … канд. филол. наук: спец. 10.01.01 – «Русская литература». Тверь, 2000. 20с.

8.     Николина Н.А. Категория времени в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Преподаватель XXI век.  Москва: МПГУ, 2009. № 1.  С. 314 – 318

9.     Коркішко В.О. Хронотоп дороги у творчості М. В. Гоголя: семантика та художні функції : автореф. дис. на здобуття наук. ступеня канд. філол. наук : спец. 10.01.02 – «Російська література». Сімферополь, 2011. 20 с.

10.  Павельева А.К. Социально-исторический хронотоп в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Науковий вісник Міжнародного гуманітарного університету. Сер.: Філологія.  2018.   № 35, том 1.  С.  37 – 39.

11.  Прохоров Е. И. Исторические и фольклорные источники «Тараса Бульбы»: (К творческой истории повести). Гоголь Н. В. Тарас Бульба. Изд. подгот. Е. И. Прохоров, Н. Л. Степанов; Отв. ред. Н. Л. Степанов. Москва: Издательство Академии наук СССР, 1963. С. 199 – 217.

12.  Мацепура В.І Особливості міфологізації козацького минулого в "українських” повістях Миколи Гоголя. Рідний край. 2009. № 1. С. 83-91.

13.  В.В. Гиппиус Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники. 1924 [Электронный ресурс] URL: https://www.e-reading.club/book.php?book=96390

14.  Лихачёв Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Москва: Наука, 1979. 303 с.

15.  Павленко І.Я Аксіологія запорізького козацтва у фольклорі. Вісник Запорізького національного університету. Філологічні науки. 2012. № 3. С. 214 – 218.

16.  Гоголь Н.В. Тарас Бульба.   Москва: Художественная литература 1964. С. 31 – 145.

17.  Павленко І.Я Легенди та перекази Наддніпрянщини: буття у просторі та часі: монографія. Запоріжжя, 2006. 243 с.